Будучи творческой личностью, он, тем не менее, трезво смотрит на мир; не окружает себя невероятными мифами ради внимания публики; в качестве успеха расценивает только высший уровень игры на инструменте; не считает возвращение на родину чем-то невероятным. Знакомьтесь: Амир Бисенгалиев.
— Амир, Вы родились в музыкальной семье: мама пианистка, дядя известный скрипач, дедушка домбрист. Скажите, решение пойти по стопам родных Вы приняли самостоятельно или на Ваш выбор повлияли все-таки представители старшего поколения?
— Как это часто бывает в семьях профессиональных музыкантов, родители приводят детей в специализированные школы, надеясь, что младшее поколение продолжит начатое ими дело, пойдет по тому же пути или на худой конец получит базовые знания и навыки игры на инструменте. То же самое случилось со мной, а иначе как бы я смог самостоятельно понять, что мне интересно и чего я хочу в возрасте пяти лет? Потом, конечно, мне все понравилось, появилось большое желание заниматься, причем произошло это вновь благодаря родне. Дома постоянно звучала музыка, всюду стояли пюпитры с нотами и так далее. Дядя, на тот момент окончивший консерваторию в Москве, еще не уехал в Англию и жил здесь. Он много репетировал, а я наблюдал за ним и пытался подражать.
Другим вдохновителем, можно сказать, идеологом, был дедушка. Добрейший человек, талантливый домбрист, записавший в молодости восемь любимых кюев на грампластинку, он всех своих детей и внуков определил в музыку. Он настраивал мою скрипку, водил на уроки, в общем, принимал самое активное участие в жизни своего внука.
Прибавьте ко всему перечисленному бурную концертную деятельность в школе. Мой педагог Н. М. Патрушева выводила на сцену учеников с раннего возраста. В пять лет я уже играл на сцене в каком-то школьном концерте, в семь-восемь — с оркестром под руководством Юрия Дороховского. Естественно, первоначальная боязнь игры на публике постепенно исчезла, взамен пришла огромная радость от выступлений.
Окончательный же выбор в пользу профессии я сделал в более сознательном возрасте, но оглядываясь назад, на детские годы, понимаю, что, наверное, тяга и предрасположенность к музыке в любом случае победили бы другие увлечения.
— Чтобы добиться успехов на инструменте, в особенности на таком сложном, как скрипка, необходимо много работать. Вы с детства были заняты учебой в различных специализированных школах. Не было обидно, что другие Ваши сверстники играют во дворе сколько им вздумается, гоняют в мяч, а Вы практически всё своё время посвящаете музыке?
— Ничего подобного в моей жизни никогда не было. Это достаточно распространенный миф, выдуманный непонятно кем, то ли музыкантами, то ли журналистами и критиками. Помню свое абсолютно нормальное детство, когда достаточно много времени проводил на улице, играл с другими детьми. Да и на скрипке как-то все складывалось легко. Старшеклассники из Байсеитовской школы, где я учился, недоумевали: «Амир, ну как так, мы столько занимаемся, чтобы довести технику до идеала, а тебе не нужно прилагать особых усилий». Потом, естественно, в годы учебы в высшем учебном заведении пришлось потрудиться, но не до такой степени, чтобы это нанесло какой-то ущерб здоровью или психике. Для продуктивной работы хватает двух часов с перерывами, а исступленно пилить инструмент сутки напролет бессмысленно, ведь организм устроен таким образом, что после длительной монотонной работы внимание рассеивается и голова отключается. Я не сидел взаперти, ни в коем случае. Никогда. При соблюдении дисциплины и правильном распределении времени можно успевать все: и заниматься, и жить полноценной жизнью, не отказывая себе ни в чем: в кино сходить с друзьями, прогуляться в парке…
— Порой каждому из нас необходимо побыть наедине с самим собой, для того чтобы привести в порядок мысли, чувства, моральное и душевное состояние. Кто-то углубляется в книги, кто-то прячется в секретном месте или вообще уезжает в другую страну. Есть ли у вас что-то подобное? Насколько известно, Вы часто бываете в горах. Можно ли назвать их тем самым укромным уголком?
— Раньше, когда приезжал домой на каникулы, и теперь, с тех пор как в 2009 году вернулся в Алматы, горы неизменно привлекали меня своим великолепием, величественностью, туда хотелось забраться, посмотреть, что там за бугром, за возвышенностью. Воплотить планы в реальность удалось несколько лет назад. Люди, изъявившие интерес к горному походу, в назначенный день, в силу разных обстоятельств, не смогли составить мне компанию, и пришлось идти одному. Благо в интернете имеются всевозможные карты и маршруты, следуя которым удалось ни разу не сбиться с пути и с легкостью отыскать нужное место. Словами не передать, что там открывается взору! Не покидает ощущение, будто находишься в абсолютно ином пространстве, где нет и не может быть ни смога, ни шума, ни суеты повседневности. Наблюдая за рассветом и закатом, наполняешься энергией, положительными эмоциями, отдыхаешь душой, испытываешь единение с Вселенной. Мне очень понравилось ходить в одиночку, хотя это опасно и на первых порах приносит чувство неловкости (кроме тебя на высоте 4000 метров только птички). Чтобы близкие не волновались, всегда сообщаю пункт назначения и детально рассказываю о схеме подъема. Сотовая связь там также хорошо ловит.
— Отсюда следует, что идеальный отдых для вас — без инструмента?
— Да, все-таки без скрипки. Я и так большую часть своей жизни посвящаю ей, а это, как ни крути, работа, хотя и горячо любимая. В этом отношении мне очень повезло, так как очень часто слышу от людей не из музыки, что их профессии не приносят им удовлетворения. Я же занимаюсь тем, что действительно мне нравится, не исключительно в целях финансового заработка. Но, повторюсь, даже от дела всей жизни порой устаешь, поэтому отдых, пусть и на несколько дней, хочется провести без инструмента, напоминающего о трудовых буднях.
— В жизни всякого исполнителя бывают курьезные, порой даже драматические, травматические случаи на сцене во время выступления. Так, Алексей Султанов два тура конкурса Чайковского играл со сломанным пальцем, по той же причине виолончелист Владимир Пятигорский обливался горькими слезами над концертом Дворжака. Случались ли с вами аналогичные ситуации?
— В моей исполнительской практике были непредвиденные ситуации, но чтобы с кровью и травмами — не припомню, да и, честно говоря, с трудом верю в байки подобного рода. В остальном же мелкие происшествия происходят постоянно — то струны порвутся на грифе или волосы на смычке, то ноты с канифолью дома оставишь. Хочется, конечно, минимизировать потери, приносящие дискомфорт, но по причине того, что для одного выступления требуется огромное количество вещей, уследить за всем бывает трудно. Стараюсь не обращать внимания на эти происшествия, так как в принципе считаю, что ни одно неудобство или плохая примета не должны влиять на игру музыканта. Поэтому не понимаю, когда помимо предметов первой необходимости используются какие-то талисманы или обереги. Их, пожалуй, придумывают те, кто недостаточно уверен в качестве своей подготовки, надеется на авось и высшие силы, которые помогут избежать провала. В моем чехле вы не найдете ничего, кроме фотографии дедушки, чья функция носит явно не магический характер.
— К слову, о магии. Очень часто музыканты, будь то скрипачи или пианисты, сравнивают инструмент с живым существом. Кто-то борется с ним, кто-то пытается договориться. Какие у вас взаимоотношения с Вашим инструментом?
— Да, Вы правы. Как бы смешно ни звучало, многие музыканты действительно одушевляют свой инструмент, обращаются к нему, как к живому существу, связывают с какими-то поверьями и так далее. Мои взаимоотношения со скрипкой тоже специфичны, но не носят столь фантазийного характера, иначе можно легко сойти с ума. Я ни с кем не борюсь, никого не уговариваю. Скорее, мое настроение проецируется на инструмент, а игра служит способом передачи мыслей и чувств. Главное — хорошее качество, высокие звуковые и другие технические характеристики. Хотя и здесь есть свои минусы: привыкшие играть на экземпляре мастерового производства впоследствии боятся переключаться или не дай Бог взять в руки мануфактурный. Нужно уметь подстраиваться и под те, и под другие. В моем арсенале имеется концертная и заводская скрипка, и порой я специально разучиваю новое произведение или выступаю с той, которая ниже калибром.
— Ранее, в одном из интервью Вы признались, что немного поменяли свой репертуар для казахстанских слушателей. Объясните, каким образом. И от чего Вы отказались ради разговора с аудиторией на одном языке? Вы считаете, что упрощение — это правильно?
— Несколько лет назад взгляд на данный вопрос у меня был другим. Я думал, что должен считаться только со своим собственным мнением, с тем, что вижу полезным для себя как профессионала. Отсюда исключительно серьезные, не заезженные произведения и композиторы в репертуаре. Со временем отношение к этому начало меняться. Теперь потребности тех, кто находится по ту сторону сцены, в числе приоритетных. Понятное дело, человеку неподготовленному сложно воспринимать язык современной классики. Во-первых, ее и среди профессионалов могут выдержать не все, не говоря уже о людях, не связанных с ежедневным изучением музыки. А во-вторых, темп жизни сегодня ускорился и дополнительного времени на получение знаний через слушание или чтение нет. Но, поверьте, разделять нашего зрителя и зрителя Великобритании не стоит. Там, как и у нас, существует определенная прослойка продвинутых ценителей музыки, их пропорциональное соотношение к основному населению такое же, как в Казахстане, хотя количество, конечно же, в разы больше. Но и там, внимательно посмотрев на афиши, можно увидеть знакомые имена и названия. Концерты Рахманинова, Чайковского или Бруха, несмотря на чрезмерную популярность, как были шедеврами, так ими и останутся. Поэтому, возвращаясь к вопросу о смене репертуара, не считаю, что исполняя жемчужины мировой культуры, каким-то образом упрощаю себе или кому-то еще задачу.
Другое дело — недавно созданный мной электроквартет. В отличие от государств, где поклонники и последователи музыкального стиля кроссовер (синтез высокого и массового искусства) собирают собственные коллективы, в Казахстане аналогов данного формата до сих пор не существовало. Наша группа первая в этом отношении и эксперименты с классической, популярной, фольклорной и даже роковой музыкой как раз направлены на молодежную аудиторию, на сближение и контакт с лучшими образцами культуры.
— Вы коллекционируете нотные издания и записи. Расскажите, с чего началось это хобби, и какие экземпляры представляют для вас наиболее высокую ценность?
— Действительно, уже достаточно долгое время я собираю нотные издания и музыкальные записи, но в связи с вопросом об их ценности должен внести некоторые уточнения. Данное увлечение не похоже на коллекционирование в прямом смысле этого слова. Есть знатоки, ценители, которые собирают музыкальные инструменты, к примеру, скрипки Страдивари разных периодов — раннего, золотого, но не играют на них. В моем случае на первый план выступают цели исполнительские. Изучая скрипичное произведение, стараюсь отыскать абсолютно все его редакции и записи для того, чтобы лучше понять замысел композитора и, сравнивая разные интерпретации, отыскать свое собственное видение. Не всегда оно совпадает с мнением отечественных академиков, которые после концертов частенько подходят и спрашивают, почему я в определенном месте играл другой аппликатурой или штрихом. Для них это удивительно, потому что привычным стало играть по одной популярной версии, скажем, Давида Ойстраха, но никак не по нескольким. В Европе иной подход — более аутентичный, его-то я и придерживаюсь.
Также в моей коллекции собрано много интересных, редких записей, сделанных во время живых выступлений на радио известных исполнителей XX века. А так как массовое издание данных концертов на грампластинках не практиковалось, то искать их приходилось через знакомых, друзей, окольными путями. Процесс чем-то напоминал частное расследование.
— В Вашей семье подрастает сын. Любой человек, представляя будущую жизнь своего ребенка, задумывается и о его профессии, кружках, которые он будет посещать. Возникают ли у вас подобные мысли?
— В ноябре 2013 года на свет появился мой сын, и я могу с уверенностью сказать: предугадать те чувства, что испытываешь при рождении ребенка, заранее невозможно. Это действительно огромное, ни с чем несравнимое счастье, кардинально меняющее жизнь любого человека. Наблюдаю за тем, как мой сын подрастает, становится тяжелее, меняется внешне, и мысленно размышляю относительно его будущего: какую профессию он выберет, чем будет заниматься. В целом понимаю, конечно, что запланированное часто меняется по ходу дела, корректируется самой жизнью, но мне бы хотелось, чтобы он тоже занимался на инструменте, хотя бы для общего развития. Года через три-четыре куплю ему маленькую скрипочку, буду направлять его, подсказывать, помогать советами. Дальше выбор за ним.
— Каким видите собственное будущее?
— Хочется не сбавлять темпов: продолжать активную концертную деятельность в Казахстане и за рубежом, создавать новые проекты, организовывать музыкальные фестивали. Мероприятий такого рода на родине не так много, поэтому поле для действий открывается большое. В последнее время заинтересовался вещами, выходящими за рамки музыки. Работаю над одним делом, пробую силы в качестве предпринимателя. Это едва ли вяжется с образом музыканта, но не думаю, что музыкант должен замыкаться исключительно на искусстве и ограничивать свой взор. Необходимо быть разносторонним и открытым всему новому.
Интервью вела Нарина РАМАЗАНОВА
Фото: Ирина ДМИТРОВСКАЯ