Жақсының аты өлмейді.
Ғалымның хаты өлмейді.
Бұқар жырау
Он не любил зиму, зимнее время года… С ней у него были связаны самые неприятные воспоминания. Он любил жизнь в ее полноте, свете, цветении, потому что сам был очень солнечным человеком.
1
Едыге Турсунов родился 10 августа 1942 в Актюбинске, в многодетной семье. Это было суровое время. Шла война. Продолжались репрессии, преследовались лучшие умы казахской интеллигенции. В угоду господствующему политическому режиму менялись ценностные приоритеты. С самого рождения на судьбе будущего учёного отразилась народная история, её мрачные страницы, её светлые взлёты.
Как и всякий казахский род, воспитанный на древних традициях, Турсуновы (Абеновы) бережно хранили и передавали от поколения к поколению, из уст в уста, свои удивительные семейные хроники, легенды, сокровенные шежіре (устные истории родов и племен). Эта устная традиция привила любовь мальчика к слову, истории, чистым родникам народной культуры.
Из этих историй стало известно, что род Турсуновых до революции отличался очень знающими и высокообразованными людьми. Некоторые из них хорошо владели не только арабской грамотой, но и русским языком и культурой, к которым их приобщали ссыльные русские демократы XIX века.
Всё богатство рода Турсуновых было бессмысленно уничтожено во время раскулачивания, голода и беспощадной классовой борьбы в ауле, а ещё через некоторое время расстрелу подвергся и сам их аул. Спешно пришлось покинуть родной край. Бегство целого рода с родных кочевий – типичный для того времени случай. Подобные скитания казахских аулов ярко описаны в романе С. Елюбаева «Ақ боз үй».
Но история – удивительная вещь. Во избежание зоркого ока ретивых активистов, недремлющих чекистов и многочисленных завистников семья изъездила всю Среднюю Азию. За годы преследований и скитаний одарённый от природы юноша познал много языков, культур, традиций, религий, глубоко постиг мировоззрение народов Средней Азии. И теперь детство, отрочество и юность мальчика были полны не только тревог. Быть может, здесь дал завязь первый живой интерес к этнографии, фольклору, истории и искусству разных народов. Так, в скитаниях и познании мира, прошла юность казахского гения.
2
Молодость его совпала с расцветом и быстрым подъёмом казахского национального самосознания шестидесятых-семидесятых годов.
Овеянные смелыми и чистыми романтическими настроениями, эти годы были временем предчувствия важных исторических перемен. Это была краткая, но благодатная пора политической оттепели, пора возврата к своим истокам, определения берега, расстановки ценностных ориентиров.
Развенчание культа личности привело к ослаблению политического режима. В 1962 году семья Турсуновых вернулась в Казахстан, в столицу республики Алма-Ату. С политической реабилитацией первых казахских общественных деятелей и писателей выявилась потребность в диалоге с предшествующей интеллектуальной традицией начала ХХ века, выразителями которой в холодные годы тоталитаризма оставались М.О. Ауэзов, Е. Бекмаханов, А. Маргулан, Б. Момышулы, К. Сатпаев и многие другие честные сыны казахского народа. Они были «носителями тайной свободы в условиях политической несвободы» (В. Бадиков).
Носителем тайной свободы был и доктор Д. Турсунов, отец будущего учёного, профессор одного из алма-атинских вузов. Впервые из его уст юноша услышал удивительные по красоте, запрещённые режимом стихи лучшего из поэтов начала ХХ века, Магжана Жумабаева.
Ключевую роль в истории науки 60-70-80-х годов сыграл первый руководитель республиканской коммунистической партийной организации Казахстана Д.А. Кунаев. Он всячески поддерживал и развивал национальную науку и республиканские кадры. Отправлял молодёжь на учёбу в Москву, Ленинград, в другие крупные вузы союзного значения. И какими бы трудными путями не шла к свету, к осознанию своей природной самоценности казахская наука, в самые трудные моменты её истории на помощь ей всегда приходил Д.А. Кунаев. Спокойный и дальновидный, он поддерживал любые прогрессивные начинания, все то, что работало на пользу стране и обществу. И часто брал на себя политическую ответственность.
В пору его руководства республикой в обществе шёл напряжённый процесс осмысления прошлого и настоящего казахской культуры. Это привело к яркой вспышке в шестидесятые годы блистательной плеяды интеллектуалов, вдохновлённых идеями А.Г. Медоева, М.М. Ауэзова, О.О. Сулейменова. Безусловно, движение «Жас Тұлпар» возникло как культурная перекличка с предшествующей национально-освободительной, литературно-просветительской, педагогической традицией начала ХХ века.
Наука быстро и решительно освобождалась от шор, мифов и стереотипов. «Тогда важно было разбить идеологические стереотипы времени, – пишет культуролог М.М. Ауэзов, – комплекс национальной неполноценности, поддерживающийся идеологическим аппаратом, вернуть чувство собственного достоинства, уважения к своей земле, к своей истории» [1, 4]. С такой заявкой на полноценное и достойное признание казахской национальной культуры, определением её реального места в общемировом научном процессе, в общечеловеческом искусстве, в общественно-политическом сознании выступил «Жас Тұлпар» – первая ласточка казахской независимости.
Ярчайшим событием в советской фольклористике и тюркологии конца 60-х – начала 70-х годов стали статьи «Ослепление циклопа» и «О грифах, стерегущих золото» ещё совсем молодого Е. Турсунова. В это время он, один из лучших выпускников КазПИ имени Абая, ленинский стипендиат, уже работал в Институте литературы и искусства имени М.О. Ауэзова АН КазССР под руководством известного фольклориста Н.С. Смирновой.
Это была первая смелая постановка вопроса о тюрках, их важной роли в формировании истоков мирового эпического искусства. Впервые после Г.Н. Потанина, исследователя середины XIX века, в науке было уверенно поднята значимость тюркских мифологических мотивов, сюжетов и образов, лежащих в основе всемирно известных древнегреческих поэм. Впервые было продемонстрировано большое количество самых разнообразных методов научного исследования фольклора.
Эти глубокие и яркие статьи получили признание учёных с мировым именем, и, являясь образцом подлинно научной классики, стали отныне достойно представлять казахскую фольклористику на просторах Союза.
В начале 70-х годов во всесоюзных и республиканских научных и педагогических журналах друг за другом начали выходить теоретические работы учёного о казахском фольклоре, об устной индивидуальной поэзии. Безусловно, каждая из них была новейшим словом в познании фольклора. Какого бы жанра не касался молодой учёный, осмысление его всегда отличалось свежестью и смелостью идей, лучшей, самой передовой по тем временам, методологией исследования, как советской, так и зарубежной. Об этом ярко свидетельствуют многочисленные ссылки, отправляющие нас к немецким, французским, американским источникам, не говоря уже о том, что сам автор до своей трагедии все научные труды писал на двух языках: казахском и русском. Его публикации неизменно вызывали в обществе бурное волнение, неоднозначные оценки, зависть.
Это был взлёт.
Работы молодого гения в те годы публиковались в самых престижных журналах страны, таких как «Советская этнография» и «Советская тюркология», ведущих республиканских и отечественных журналах.
Уже сотрудник Института литературы и искусства имени М.О. Ауэзова, он читал превосходные лекции, вёл практические занятия в разных вузах Алма-Аты. Многие из его слушателей того времени с любовью, восхищением и благодарностью вспоминают блестящие лекции по казахскому фольклору молодого аспиранта. Они читались всегда в неизбежном сравнении и сопоставлении, легко, с юмором, иронией. И теперь, в его изложении, казахская устная культура предстала вдруг совершенно в новом свете: бесконечно богатой, полноценной, самобытной, удивительно безграничной.
После защиты и выхода в свет монографии «Генезис казахской бытовой сказки» (1973 г) авторитет его в науке был неколебим. Имя молодого учёного уже хорошо знали такие крупные звезды мировой и отечественной науки, как Б.Н. Путилов, Е.М. Мелетинский, И. Земцовский, А. Сиккалиев, Шаракшинова, Г.Д. Санжеев, многие другие знаменитые исследователи, с которыми он вёл активную научную переписку и участвовал на совместных всесоюзных конференциях. Ему открылся весь Советский Союз. Он изъездил не только Среднюю Азию, но всю страну, весь тюрко-монгольский мир. И теперь это не были годы страха, гонений и скитаний. Это были лучшие годы, годы экспедиций, встреч с выдающимися учёными, годы острых споров и дискуссий, яркая, полная научного романтизма, жизнь, всецело отданная любимому делу, изучению фольклора. Все лето, весь свой отпуск он теперь проводил в экспедициях. Он любил жизнь, любил лето и солнце! И это были самые солнечные годы в его многотрудной, трагической и подлинно героической судьбе.
Однажды, где-то в начале 2000-х годов, он очень скромно показал мне старую, потрёпанную праздничную открытку от Е.М. Мелетинского с поздравлением и краткой научной припиской учёного о какой-то проблеме. И с грустью добавил, что профессора Москвы приглашали его в союзный центр, на работу, в Москву, но он отказался.
Нет, он не жалел об этом. Он был просто мудр.
В те, золотые, годы расцвета его славы он был гордостью и знаменем нашей науки. Фольклорист, историк, тюрколог, лингвист, литературовед, он великолепно знал как тюркскую руническую письменность, так и арабское письмо. Он переводил с любых тюркских языков и цитировал в работах тюркоязычных авторов. Безусловно, он был лучшим знатоком палеолита и палеолитического искусства. Поэтому его так любили художники и искусствоведы.
Нет, он не был участником движения «Жас Тұлпар», он был сподвижником, активным их сторонником, выразителем их свободолюбивых идей. Художественные и научные достижения всех интеллектуалов этого движения всегда отличались остротой и глубиной проблем, смелыми подходами в осмыслении судеб нации, казахской национальной культуры.
Вполне справедливо замечание одного из лидеров «Жас Тұлпар»: «это движение не было случайностью». Исторически обусловленное, социально востребованное, интеллектуально осмысленное и обоснованное, лично трагически пережитое каждым из участников, это движение стало сознательным гражданским актом отторжения их научной и гражданской позиции от невежества, лицемерия, недоговаривания, прямого искажения и воинствующего примитивизма в науке. Это был решительный поворот к подлинным ценностям и начальным основаниям народного духа.
Таким решительным поворотом в осмыслении культуры стал сборник, вышедший поздней зимой 1975 года, «Кочевники. Эстетика», – небольшая по объёму книга холодного времени застоя. И само издание этой книги, и открытая нравственная позиция её авторов, среди которых был и Е. Турсунов, подверглись «серьёзным испытаниям» (М.М. Ауэзов). Тоталитарный режим никогда не ослаблял своего внимания, лишь на время разжимая острые когти. Но уже «яснее, чем когда то ни было прежде, в современном казахском общекультурном процессе обозначились тенденции национального самоутверждения, – пишет один из авторов книги. – Созрела и стала вполне очевидной мысль, что отказ от исторических корней, нигилистическое отношение к духовной традиции губительны для национальной культуры не в меньшей мере, чем самоизоляция и замкнутость» [2, 33].
Несмотря на то, что 70-е годы охарактеризованы как «мрачные» и «застойные», они стали временем самых ярких открытий в гуманитарной и художественной сфере: «АЗиЯ» О.О. Сулейменова, «Генезис казахской бытовой сказки» Е.Д. Турсунова, смелые эксперименты М. Кисамединова, С. Айтбаева, другие ярчайшие события в науке и искусстве.
Быстро пролетела политическая оттепель с её ярким блеском национально-героического романтизма шестидесятников. Началось идеологическое закручивание гаек. Режим вновь усилил своё давление. Но и в эти холодные годы подвижники культуры, искусства, науки и свободы оставались приверженцами демократических ценностей, «сокрытым двигателем» (А. Блок) национального духа и гражданского самосознания в тоталитарной стране. И теперь думается: если бы такое общественное движение происходило в Германии, то это движение немецкие историки, конечно, соотнесли бы с движением «Бури и натиска», а если во Франции, то с движением просветителей, интеллектуально подготовивших Великую Французскую Революцию. Но в Азии время иное, страна – иная, оценки исторических явлений – запоздалые, неточные, приниженные. И «времена не выбирают. В них живут и умирают…», – сказал поэт. А в то, коварное время, сұм дүние, надо было не только творить, но и бороться за национальное достоинство, за себя, за товарищей. И здесь нельзя не сказать о той исключительно важной роли в политической судьбе лидеров и самого движения «Жас Тұлпар», которую и как руководитель, и как человек сыграл Д.А. Кунаев, личность, несомненно, выдающаяся в истории Казахстана.
В час, когда над участниками движения «Жас Тұлпар» нависла реальная угроза, он спас их от травли, от идеологической расправы, взяв на себя политическую ответственность.
Таков был конец оттепели, а казахская эпическая память прекрасно знает, что такое оттепель в середине зимы, и что за ней последует…
3
После мгновенного, яркого её проблеска жастулпаровцы и их сторонники, подверглись жёсткому контролю, сильному идеологическому давлению.
Отсюда ясно, насколько сложно было пройти обсуждение в диссовете, сколь ни блистательна была твоя докторская, насколько сложно дойти до защиты молодому таланту, признанному лидеру отечественной науки.
А ведь и вторая диссертация учёного «Қазақ халық ауыз әдебиетін жасаушыр байырғы өкілдері», как и первая его монография, «Генезис казахской бытовой сказки», труд, безусловно, высокого, мирового научного значения и качества. И об этом мы ещё скажем отдельно.
До подлинного понимания сути этой монографии едва ли дотягивали все те, кто обсуждал её. А если и дотягивали, то в страхе от зияющей интеллектуальной глубины, от титанической дерзости взывающего в диссертации научного диалога они предпочли промолчать в самый ключевой момент, когда решалась её научная судьба:
Стойте, стойте,
куда вы бежите?!
Прогоните свой страх!
Поддержите его,
поддержите: он – прав!
Проявите решимость –
Не останется он в долгу!
Так проходят коллеги проверку на вшивость
в любом ГУ.
писал тогда современник.
Около десяти раз его не допускали до обсуждения. То в монографии отсутствовали выдержки из марксизма и ленинизма. То в ней усматривали отсутствие классового подхода и идеализацию прошлого. То она не соответствовала шифру специальности. То, уже одобрив, вдруг получали неукоснительный приказ сверху, все обсуждение «заворачивая» назад. Так или иначе, но Е. Турсунова не допускали к защите докторской диссертации. И не допустили…
Впоследствии, в наших долгих беседах, Учитель с грустью вспоминал тот страшный и унизительный период борьбы с идеологией и со своими завистниками. Он мудро простил всех своих обидчиков, положившись на волю Неба. Ни на кого и никогда не таил он злобы. Завистники, невежественные души – эти «серые сволочи!» (как сказал поэт) – мстили ему за его страстный, пламенный ум, за его прямое и твёрдое, пусть порой резкое и беспощадное, но точное и острое слово. Совершенно ещё не ясно, что на самом деле произошло… Была ли это авария, или чьё-то низкое дело…
80-90 гг.
О своей трагедии он поведал в книге «Арт-Атмосфера Алма-Аты» [3, 40], и сейчас мне больно и трудно писать об этом ужасном событии в жизни гения, тем более, что все покрыто мраком неизвестности, до конца ничего не ясно, ни в лицах, ни в конкретных фактах: была ли это автокатастрофа? Одни предположения…
Да, он не любил зиму, зимнее время года… С ней у него были связаны самые неприятные воспоминания. Он любил жизнь в ее полноте, в свете, в цветении, потому что сам был очень солнечным человеком.
4
80-е годы – бурное развитие художнического самосознания по всей Советской стране: андерграунд выходит на улицы, заявляет о себе невероятно огромное число талантливых художников, поэтов, скульпторов, архитекторов. «Время перестройки дало понимание свободы, – говорит известный искусствовед Б. Аманжолов. – 80-е годы до декабрьских событий – это довольно уютное время. И все же мы как бы были в резервации. Государство кормило, но при этом были идеологические рамки, которые сковывали [4, 4].
Искусствоведы того времени фиксируют, «в Алма-Ате прошли знаковые выставки «Алуан-Алуан» в музее, И. Юферова сделала «Дорогу к Храму» и «Перекрёсток» в ДХВ, в подвале нынешнего «Арт и Шок» экспонировали свои безумства «Зелёные треугольники». С. Маслов, Г. Трякин, Шай-Зия сделали в помещении Немецкого театра выставку авангардистов», а неукротимый бунтарь Шай-Зия призывал народ на «защиту художников» [5, 6].
Это было время хиппи, Битлз, Пинк Флойда, ощущение, что свобода в нас самих. Потому и случились декабрьские события. Потом страна обрела независимость.
Летом 1993 года я встретился с будущим моим другом, старшим товарищем, мудрым Едыге Турсуновым. Познакомила нас учёный, автор книги «Космос казахской культуры», Женискуль Карагузова, прекрасный исследователь и добрейшей души человек.
Ещё в студенческие годы, проводя долгие месяцы в библиотеке имени А.П. Чехова, я прочёл его чудный «Генезис…», а затем – всё, что было им написано. Поражённый прочитанным, я долго сидел в тот вечер, до самого закрытия библиотеки, пытаясь представить себе этого учёного. Мне он манился большим, высоким, совсем не таким, каким я увидел его позже, солнечным летом, на даче. Он оказался небольшого роста, подтянутый, загорелый, очень простой и весёлый.
Он тогда ещё очень плохо говорил и ничего не мог вспомнить из прошлого. И ему, как учёному, просто необходимо было общение. Ему надо было разговориться, восстановить многие научные факты, жизненные подробности после ужасной трагедии. Он говорил мало, сильно заикаясь, но главное – он был физически активен, много и быстро ходил пешком, любил физический труд, свежий дачный воздух, всякое полезное дело: собирать фрукты, копаться в саду, в огороде. Он очень любил жизнь.
Я обратил внимание на его огромную библиотеку, а он не без сожаления ответил, что в годы молодости она была ещё больше и что у него была когда-то прекрасная фонотека народных исполнителей, ценные магнитофонные записи материалов фольклорных экспедиций.
И вот он вышел из небытия.
Так легко и свободно выходит долгожданное солнце из затянувших небо туч.
Уже с 1994 года он вновь начал регулярно из номера в номер публиковать свои научные статьи в республиканских газетах и журналах: «Ай» (редактор М. Кожахметова) и «Дидар». Публикации нужны были ему как для защиты докторской диссертации, так и для восстановления в науке своего имени. Он героически преодолевал своё забвение, неуклонно и упрямо вновь и вновь шёл к свету науке. И все, кто читал его статьи, понимали, что это – невероятный труд, это – подвиг учёного, что это – сплав железной воли и пламенной мысли учёного-героя. Так началась вторая гения, но теперь уже без глупых идеологий и жёстких давлений сверху.
Понимая, что пережил этот великий человек, видя непреходящую ценность его работ, по-человечески проникаясь к нему сочувствием и любовью, все шли навстречу к нему. Он был согрет поистине народной любовью. Это был народный учёный.
В те годы он уже снова выступал на конференциях. Это было самое волнующее в науке событие. Всемерно его дальнейшему научному восстановлению способствовали десятки и сотни людей, благодаря содействию которых, он вновь включился в широкий научный диалог, стал посещать творческие и научные мероприятия, широко и активно публиковался в печати.
В 2001 году выходит новая монография «Коркыт. – Истоки тюркского мифа». В нем впервые наиболее подробно рассмотрены два аспекта развития эпосогенеза, специфические проблемы формирования эпического жанра в духе новых для фольклористики теорий.
В 2003 году он, благодаря своим коллегам по Институту, которые его ещё хорошо знали, он подготовил к защите свою заветную диссертацию «Древние типы носителей казахского фольклора (генезис и типология)». 13 июня 2003 года он успешно защитил её.
С этого времени доктор филологических наук Е. Турсунов из номера в номер публикует свои материалы в самых лучших журналах Алма-Аты: «SHAHAR-Культура» (куратор Л. Уразбекова), «Тамыр» (редактор А. Кодар), «Рух-Мирас» (редактор З. Наурзбаева), «Айт» (редактор А. Мухамбетова), в газетах «Новое поколение», «Казахстанская правда» и т.д.
В 2004 году совместно с автором этой статьи написана поэма «Звёздная Песнь Серебристой волчицы». Отдельные её главы публиковались в журнале «Рух-Мирас». Летом 2010 года она получила II место в конкурсе на лучшее произведение для детей и юношества.
В последние годы он посещал всевозможные конференции, семинары («Тюркский семинар» Х. Омаров), научные сообщества «Дала-Рух» (Арман Нурмаганбетов), писал научные рецензии, давал консультации, всегда помогал талантливой молодёжи. И творческая молодёжь очень любила его и тянулась к нему. Помню последнее его выступление в Музее имени А. Кастеева, на презентации книги «Арт-Атсмосфера Алма-Аты» Зитты Султанбаевой. Он всегда был таким учителем жизни, скромным, мудрым, светлым, немногословным.
Помню, как мы приходили в галерею «Көксерек» (К. Ибрагимов, Сенби, Е. Мельдебеков), как восхищённо он отзывался о работах тогда ещё молодого историка Ж. Байжумина.
Очень высоко ценил он идеи Серикбола Кондыбая, и, хотя не всегда разделял его точку зрения по тем или иным вопросам, всячески поддерживал его героический научный талант. Об этом мы ещё напишем отдельно.
Е. Турсунов был и остается на сегодня одним из основных участников научного Проекта МОН РК «Комплексное изучение института жырау XV-XVIII веков: статус, функции, культура, мировоззрение». В рамках проекта он успел закончить свою монографию.
Он также один из инициаторов Проекта по подготовке и изданию двухтомника «Словарь тюркской мифологии», поэтому при первой же возможности мы постараемся реализовать этот проект, учитывая громадный опыт и инициативу нашего великого и скромного труженика науки.
И теперь, в силу исключительной значимости двух монографий «Генезис казахской бытовой сказки» и «Происхождения…», имеется острая необходимость в их издании на казахском языке. Необходимо также издание Полного Собрания Сочинений Е. Турсунова на русском, казахском и английском языках. Сейчас готовится Полное Библиографическое описание трудов учёного, научная биография и поэма «Звёздная Песнь Серебристой волчицы»…
Да, он не любил зиму, зимнее время года… С ней у него были связаны самые неприятные воспоминания. Он любил жизнь в ее полноте, в свете, в цветении, потому что сам был очень солнечным человеком. Сумрачным днем, 24 декабря, 2016 года он покинул нас.
5
Смерти нет. Есть ответ в том мире за все наши деяния – плохие и хорошие. И не важно, будь это христианский, мусульманский или мир аруахов, наших родовых покровителей. Совесть, по мнению Шакарима, нужна и на этом свете, и на том. На этом – чтоб жить достойно, на том – чтоб держать ответ. Эта идея нашла свое полное воплощение в научном подвиге Е. Турсунова. Весь его ум, его душа, талант теперь в его статьях, монографиях, крупных диссертационных исследованиях… Нет, он, конечно, не умер?
Он был скромным: никому не принёс он зла, жил для народной пользы, пламенно любил науку, нигде не выставляя своих заслуг. И народ любил его. Поэтому народ объял учёного своей любовью, согрел его в последние, солнечные годы. Так народ любил своих великих и скромных учителей: Эзопа, Сократа, аль-Фараби, Омара Хайяма, мудрых сынов казахского кочевья, давших нам, потомкам, образ правильной и достойной жизни на быстролетящей Земле!
Список цитируемой литературы:
- Ауэзов М.М. Цитируется по изданию: «Арт-Атмосфера Алма-Аты. // Составитель З. Султанбаева. – Алматы: ТОО «Servis Press, 2016. – 400 с.
- Ауэзов М.М. Энкидиада: к проблеме единства миров кочевья и осёдлости. В кн.: Эстетика. Кочевники. Алматы: Ғылым, 1993 г. – стр. 33.
- Турсунов Е.Д. Вспомнить все. Цитируется по изданию: «Арт-Атмосфера Алма-Аты. // Составитель З. Султанбаева. – Алматы: ТОО «Servis Press, 2016. – 400 с.
- Аманжолов Б. Цитируется по изданию: «Арт-Атмосфера Алма-Аты. // Составитель З. Султанбаева. – Алматы: ТОО «Servis Press, 2016. – 400 с.
- Ибраева В. Цитируется по изданию: «Арт-Атмосфера Алма-Аты. // Составитель З. Султанбаева. – Алматы: ТОО «Servis Press, 2016. – 400 с.
Кайрат ЖАНАБАЕВ,
кандидат филологических наук,
доцент кафедры КаЗНУ имени аль-Фараби
На фото: слева — Кайрат Жанабаев, справа — Едыге Турсунов
Фото с сайта horde.me