Алматинский слушатель уже знаком с Андреем Дубовым, победителем VII международного конкурса пианистов, прошедшего в Алматы в 2015 году, тогда Андрей завоевал первую премию и расположение публики. Ныне в творческом багаже музыканта звание лауреата международных конкурсов пианистов в Эпинале (Франция, 2011, Вторая премия), в Дрездене (Германия, 2012, Третья премия), победа на I Международном онлайн-конкурсе eMuse (Афины, Греция, 2014), и участие в XIV Международном конкурсе имени П.И. Чайковского в Москве. Минувшей осенью Андрей Дубов стал лауреатом III премии 4-го Международного конкурса пианистов в Гонконге. В настоящее время музыкант активно гастролирует в России и за рубежом и совершенствует мастерство в Сицилийской фортепианной академии в классе профессора Э. Комиса.
В марте этого года Андрей снова прилетел в Алматы. Накануне его концерта в стенах Казахской национальной консерватории им.Курмангазы прошел мастер-класс, организованный музыкальным салоном «PIANOS». Форма мастер-класса, состоявшегося в 112 аудитории, заполненной пианистами, музыковедами, педагогами, скорее напоминала творческую встречу. Андрей поделился своим опытом и ответил на следующие вопросы, которые буквально сыпались со всех сторон:
— Андрей, Вы недавно завоевали третью премию на Международном конкурсе пианистов в Гонконге. Расскажите, пожалуйста, о программе этого конкурса.
— На конкурсе была сложнейшая, специфическая программа. Первый тур длится 40 минут, в него обязательно входят полифония, классическая соната и разные этюды. Произведения нужно было выбрать из узкого списка наиболее длинных и сложных, среди которых избранные Прелюдии и фуги И.С.Баха, всего лишь несколько этюдов Ф.Шопена, а также самые сложные этюды Ф.Листа «Дикая охота», «Мазепа», «Метель», «Блуждающие огни» и избранные этюды-картины С.В.Рахманинова. Я рад, что благодаря конкурсу, в моем репертуаре появилась пятиголосная си-бемоль минорная Прелюдия и фуга из I тома ХТК.
60 минут второго тура заполняет более свободная программа: мной была исполнена «Аппассионата» Л. В. Бетховена, «Симфонические этюды» с повторами и опубликованными посмертными вариациями Р.Шумана и Три фрагмента из балета «Петрушка» И.Стравинского. В полуфинале я представил фа-минорный квинтет Й.Брамса оп. 34, в финале – первый концерт П.И. Чайковского. Подготовка была изнурительной, на следующий день после оглашения результатов конкурса я слег с температурой под сорок и три недели болел в Гонконге. Нелегко далась мне третья премия, но все получилось!
— Играют ли сейчас на конкурсах этюды А. Скрябина?
— Да, конечно. В требованиях бывает три этюда. Третий, обычно, конкурсантам дают выбрать между С.В.Рахманиновым и А.Н.Скрябиным. Этюды А.Н.Скрябина по-прежнему очень много исполняют на конкурсах, кстати, как и непростые джазовые этюды Н. Капустина.
— Включены ли в обязательную программу произведения современных композиторов?
— Да. Специально для этого конкурса я выучил «Mirroring», сочинение известного современного норвежского композитора Эйноюхани Раутаваара, который, к сожалению, недавно умер. Это замечательная, небольшая пятиминутная пьеса. Она относится к числу современных произведений, создание которых идет не от изобретения звуковых эффектов, а как раз от самой сути музыки.
— Любите ли вы конкурсы или предпочитаете играть на концертах?
— Конечно на концерте, так как на конкурсе есть присутствие чувства страха – правильно ли ты сыграл эту ноту, как тебя оценят в этом произведении. На конкурсе есть жюри, которые всегда склонны к критике и выискивают ошибки. На концерте в первую очередь рассчитываешь на самого себя и на публику, это своеобразный симбиоз. Главное, мне кажется, быть честным с собой и искренне верить в то, что ты исполняешь. И, конечно же, важно уважать творческую волю композитора – соответственно тому, как написано в нотах.
— Следит ли по нотам жюри?
— Да, они следят, шуршат, переворачивают страницы, отмечая ошибки конкурсантов.
— Как вы относитесь к конкурентам?
— Замечательно. Я им рад, так как прогресс, как правило, появляется благодаря конкуренции. Большое спасибо, что существуют такие оппоненты, на которых смотришь и удивляешься тому, как они справляются с теми или иными трудностями.
— Как вы переносите поражение на конкурсе? Принимаете ли близко к сердцу?
— Изначально я иду на конкурс, деля свои эмоции напополам – если все пройдет успешно и на тот случай, если не пройду. Конкурсы, как сказал В.О. Фельцман – это «необходимое зло». Ради них мы пропускаем какие-то важные личные события, праздники и горести. Так, победитель XV конкурса имени П.И. Чайковского Д.Маслеев не смог пойти на похороны своей матери. Тем не менее, если ты не получаешь премий, то уважаемые члены жюри с тобой знакомятся, узнают, это всегда очень полезно.
— В каких следующих конкурсах вы собираетесь принять участие?
— Конкурсы, как известно, ограничены возрастными рамками, а мне двадцать девять. Я думаю принять участие в конкурсе имени Гезы Анды в Швейцарии. Он из числа тех солидных состязаний, которые делают музыканту карьеру. Ученица моего педагога Лидии Григорьевой, Варвара Непомнящая выиграла предыдущий конкурс имени Гезы Анды в 2012 году. Я рад ее карьере, сейчас у нее много концертов. Так бывает, что один конкурс переворачивает всю жизнь и открывает новые горизонты.
— Вас вдохновляет ваша игра?
— Моя – нет, меня скорее вдохновляет игра конкурентов, и я говорю не только о великих исполнителях, но и о своих сверстниках. В исполнении современников есть то полезное, что можно отметить для себя и то, что можно подвергнуть критике, возможно, что во мне говорит какая-то преподавательская жилка. Всегда есть к чему стремиться, я очень критично отношусь к своей игре и постоянно думаю, как можно было бы сделать лучше.
— Есть ли у вас любимый пианист из великих, например, В. Горовиц А.Султанов, М.Аргерих?
— Есть, и на самом деле не один пианист, чья игра мне импонирует. Это и старая школа – Сергей Рахманинов, Григорий Соколов; современный известный канадский пианист и композитор Марк Андре Амлен. У каждого пианиста есть свои слабые и сильные стороны. У меня большие симпатии к игре А.А.Володося, записи у него фантастические, обожаю, как он играет миниатюры.
— Расскажите о вашей учебе в Моцартеуме? Чем отличается европейская пианистическая школа? Как в ее рамках исполняют произведения венских классиков?
Сложно говорить о зарубежной школе в целом, исходя из знания одного-двух профессоров, но, тем не менее, можно обозначить несколько характерных черт. Моцартеум – престижный европейский университет, он славится своими профессорами, такими как Павел Гилилов и Жак Рувье. Да, здесь очень интересно заниматься венской классикой. Русские педагоги очень прямолинейные, честные и сразу говорят все свои замечания по поводу игры, европейские же – более деликатны. Когда я учился в Зальцбурге у немецкого профессора Андреаса Гротхайзена, это было плодотворно, но и одновременно очень сложно прочесть все те пожелания, которые профессор стремился мне привнести через благозвучные эпитеты. По поводу характера преподавания, конечно же, есть различия – например, в плане построения произведения между русской и немецкой школой. У немцев главным является логика произведения – начало, кульминация, завершение. У нас же все идет от души. А итальянцы, как вокальная нация очень внимательны к разрешениям, фразам. И это хорошо, так как такого трепетного отношения к звуку не хватает ни в России, ни в Германии.
В русской школе венских классиков принято играть очень корректно, то есть, в рамках строгого стиля. В Европе ценится, когда пианист взял большое дыхание, ритмическая свобода, допускается исполнять с орнаментикой, которая не прописана в нотах, считается дурным вкусом играть одинаково дважды. К примеру, так на XV конкурсе имени Чайковского, где я принимал участие, после первого тура я подошел к одному из членов жюри М.Бероффу и спросил его мнение об исполнении «Аппассионаты». Он сказал, что нельзя играть ее слишком ритмично: нужны дыхания, паузы, не стоит стреттно вести всю сонату. Но с тем же вопросом я подошел к В.О. Фельцману и тот мне совершенно спокойно сказал: «ты молодец, что единственный играл ее ровно». Здесь уж всем не угодишь, так, к сожалению, на конкурсах приходится выдавать средний вариант, который часто отличается от концертного.
— Какие произведения у вас в репертуаре? Любите ли вы Й.Брамса?
— Сложно назвать какого-то любимого композитора, в основном я люблю играть романтику. Да, очень люблю Й.Брамса, у него замечательная музыка. В моем репертуаре – первый концерт П.И.Чайковского, первый концерт Ф. Листа, концерты В.А.Моцарта № 20, 21, 22, 24, Рапсодия, второй, третий концерт С.В.Рахманинова и другие. Кстати, по поводу последнего есть интересная история, он недавно появился в репертуаре.
Я сидел и спокойно ужинал в Зальцбургском общежитии, ничего не предвещало беды. Внезапно раздается телефон, на линии Санкт-Петербург. С 2008 года я являюсь участником программ Санкт-Петербургского дома музыки, художественным руководителем которого является Ролдугин Сергей Павлович. Дом музыки посылает молодых артистов на разные сцены, помогает готовиться к конкурсам, организует такие проекты как «Река талантов», «Молодые исполнители России», «Посольство мастерства». Меня часто приглашают принять участие, чему я очень благодарен. И вот мне задают вопрос: «Какие концерты Рахманинова вы играете?». В тот момент я понимаю, что это хорошее предложение. Как бы сказать, что бы все получилось? Отвечаю, что играю Рапсодию, но если нужно, выучу и сыграю любой концерт за два месяца, про себя мысленно добавив: «хоть бы не Третий, хоть бы не Третий». На следующий день мне сообщают: «Андрей, вы играете в Самаре Концерт для фортепиано с оркестром № 3 С.В.Рахманинова через два месяца». Думаю, ну все, конец моей вольной жизни, нужно садиться заниматься…
Уже несколько лет я хотел иметь в репертуаре это произведение, начинал разбирать, но всегда останавливало огромное количество страниц нотного текста. На заявление о том, что через два месяца мне предложили сыграть третий концерт Рахманинова, мой профессор сказал мне: «Вы что, сумасшедший?». Мы решили, что нужно заниматься днем и ночью и по договоренности профессора с ректором Моцартеума в мою комнатку поставили электронный инструмент. Самый страшный момент был, когда до концерта оставалось меньше месяца, а я только дошел до финала, который оказался самым сложным. Все это усугублялось тем, что в этот момент на событие наслаивались три другие концертные программы.
— Вы отдыхали?
— Я понял, что отдохну позже и занимался с короткими перерывами на обед, мозг просто кипел. Наконец наступает «час икс», я приезжаю в Самару на первую репетицию, выхожу на сцену, открываю ноты, а они закрываются – свежие совсем. Думаю, нельзя же так позориться, не дай Бог, дирижер узнает, что я этот концерт за два месяца выучил, скажет безобразие, не могли пригласить пианиста, который этот концерт давно играет. Начинаю, дирижер возмущается: «Вы не можете мне сильную долю показать?» – Потом смотрит на меня. – «Да Вы давно не играли, даже ноты не открывали». После второй репетиции прошел концерт и это просто такой стресс был, что я запомнил только, как сажусь за рояль и встаю, но, тем не менее, после игры были бурные овации. Самое приятное, что дирижер был в восторге. Жаль, что записи не было, но надеюсь, выдастся возможность исполнить Третий концерт еще не один раз.
— Были ли еще такие случаи в вашей жизни?
— Был, так однажды пришлось за три дня выучить концерт Р.Шумана. Это произведение, пожалуй – моя первая любовь к классической музыке. В детстве у меня были предпочтения к сочинениям академического жанра, я услышал запись и понял, что обязательно когда-нибудь исполню эту совершенно чудесную музыку. И конечно, когда поступило предложение заменить пианистку и сыграть через три дня концерт Шумана, я согласился.
— Как бы Вы объяснили ребенку «играть громко, но без стука»?
— Кажется, здесь все просто – стук идет со скоростью атаки, а объем – с весом. Нужно просто добавить вес. Работа с весом, рукой и кистью – все это очень важно. Очень многие молодые пианисты играют одними пальчиками, в детстве я тоже таким был. Меня часто зовут на мастер-классы, где стоит сказать ребенку, как извлекать звук, так рояль сразу звучит.
— Доводилось ли Вам играть на старинных инструментах со своей историей?
— Недавно у меня было выступление, где мы играли на инструментах вековой давности, которые привозили в консерваторию. Это концерт памяти Заслуженного артиста России, профессора И.В. Худолея. Я играл на инструменте Игоря Владимировича его транскрипцию. Рояль марки Шрёдер, сделанный на заказ с двойными ножками по типу клавесина. Звучал изумительно. Также играл на инструментах времён Бетховена, Шопена. Инструменты тех времён необычайно интересны по звуку!
— Как вы относитесь к джазу?
— Очень положительно, я очень люблю джаз, но не исполняю. Это совершенное другое искусство, другая постановка руки и другое мышление. Этому, конечно, учат, но есть уникумы, которые играют джаз совершенно интуитивно. К сожалению, нет времени, что бы заниматься для себя и играть в удовольствие, но я очень люблю старую школу – например, исполнение Арта Тейтума. Я слушаю многие стили, но в основном предпочитаю классику, которая является первоосновой. Зачастую в современных мелодиях можно заметить заимствованные классические элементы.
— Какую литературу вы предпочитаете?
— Классику, на детективы пока, слава Богу, не тянет. Люблю фантастику, как же без Толкина?
В заключении творческой встречи Андрей исполнил для присутствующих чакону И.С.Баха в обработке Ф.Бузони и «Аппассионату» Л.В. Бетховена, которые были тепло встречены, а также пригласил на свой концерт 17 марта в Большом зале Казахской национальной консерватории им Курмангазы.
Текст подготовила
Ярослава Кременцова, музыковед, магистрант I курса